...а я так и не написала о том, как всего неделю и одну вечность назад я слушала Лелькины песни. Лелька сидела на лесенке, которая с культурологии на чердак — там теперь закуток, где с трех сторон стена, решетка и бумажные ленты. И как будто отдельное пространство, маленький мир, где живет Лелька, гитара и их песни. А где-то за шелестящей бумагой — люди, смех и тьма за окном.
Я знаю, они друзья — Лелька и ее песни. Она поет их так, что им нравится жить. И понимает. Именно так, как им хочется, чтобы их пели.
Песен всего две — одна из лицейских времен, где апрельский дождик и оркестр в парке, другая про нас сейчас, про зиму и дорогу от.
Обе — как целая жизнь.
Есть польза от современного искусства в формате биеннале.
Это когда в свежеоткрывшейся в "Уральском рабочем" кафешке не работает туалет, а единственная альтернатива, находящаяся в распоряжении местного персонала — псевдомузейное индустриальное пространство.
Там почему-то темно и безлюдно. И гораздо эффектнее смотрятся внезапные артобъекты. Сворачиваешь за угол, а там на тебя — мумие с рожей Брежнева.
В холле перед конференц-залом сегодня — не просто толпа, а толпень. Пройти можно только по узкому и крайне переменчивому ущелью, в котором мы нос к носу сталкиваемся с Замовым.
Благодаря толпени я знаю, что если Замову некуда деваться, он вполне себе вежливо здоровается. Первым.))
Тяжело быть политкорректным, говоря о Дарье Донцовой.
Потому что автоматически произносишь "литературные негры" — и натыкаешься на взгляд нелитературного.
Не приводить в качестве примера африканские племена, говоря о культурной антропологии, тоже тяжело.)