Вторую ночь рыдаю над эссе экономистов по культурологии.
Особенно прекрасно рыдать вместе с соседкой, которая тоже экономист-первокурсник.)

Последнее прекрасное, про боди-арт:
"Кстати, кто пробовал быть этим самым холстом, знает, что ощущения незабываемые, жалко смывать, ходишь, пока краска не начнет отваливаться. Почему? Я думаю, дело в том, что бодиарт как современное искусство берет свое начало с росписи тел древних племен Африки".

А до того было откровение, что может изменить природу человека. Точнее, могло. Теперь поздно.
Эссе про возрожденческий гуманизм:
"Улучшить человеческую природу можно было путем пропаганды античной литературы".
А они и не знали.

В Выборге совсем Рождество — пушистые сугробы и снег хлопьями.
А в парке Монрепо, как на Иремеле летом, бесконечная белая пустота за скалами. И ветер в лицо. И заводи, в которые мы не провалились.
За нами бегают дети и собаки, в электричке предлагают заменить трубочиста на мешочек с порошком неизвестного содержания, а на башне святого Олафа теплее, чем внизу. И не хочется уходить.
Но мы уходим бродить по снегам, и смотреть на башню с часами, и обходить по кругу площадь, на которой я была, о ужас, шестнадцать лет назад, и качалась вон на той цепи ограды.
Очень волшебно.
Во многом потому, что это еще один тот самый маленький город с узкими улочками и крепостью, потому, что я слишком скучаю по Львову. И, здесь нельзя не добавить, по Праге.
Вот только волшебного места, где можно выпить глинтвейна в честь Рождества, там нет. Глинтвейном был финский морошковый ликер, выменянный на прошлой неделе на временную эксплуатацию мозгов.

А вечером мы купили медвежонка Олафа в маленьком детском мире. И сделали исторический кадр "Медвежонок Олаф и стрит-арт в подворотне". Он большой ценитель, сразу видно. И что Олаф, видно тоже.

Да, это мы так в Псков поехали.

Если заснуть по дороге в город за чтением Лоры Белоиван, а именно — после строчки "я поселилась рядом с Родиной", то приснится та "Родина", по которой мы ходили в Казани в прошлом ноябре, наивно надеясь найти еду на этом китайском рынке.

А может, это еще и пирожки виноваты.
Сегодня с утра пришел Дани. Я тебе, говорит, пирожки принес. Всю ночь пек. С абрикосами. Нечего, говорит, было нам в два часа ночи про трансцендентальное единство апперцепции рассказывать. Да еще так интересно. Я пока думал, чуть плиту не сжег.

Пирожки были вкусные. Вот только чуть-чуть меня испортили.
Теперь я знаю, плохо это — интересно про философию рассказывать.

В Питере снег.

Вчера днем мне всучили букет с радостным "теперь ты будешь с ним таскаться!"
Ну я честно сводила букет в кафешку с видом на Казанский, в гости к Зойке и Мирке, где он приобщался к запаху глинта и кальянным парам. А уж чего он там наслушался...))
Сегодня повела его в Русский.
Не успела всего, конечно.
Хочу уметь фотографировать людей так, как Крамской их писал. Чтобы не только хотелось смотреть бесконечно — чтобы хотелось с ними разговаривать. В каком-то смысле ему было проще. конечно.
Не помню, кто писал про умение фотографов схватывать моменты "полноты присутствия". Вот это оно.
Букет героически выдержал. Стоит, потрепанный жизнью, но весьма гордый.)

И спасибо, люблю вас.))

Два часа ночи — отличное время, чтобы устроить ознакомительную лекцию для химиков и экономистов на тему "зачем нужна философия и чем она занимается".
Они, надо сказать, внимательно слушают и, вроде как, даже понимают.
Завтра — три семинара по античке, и не сказать, чтобы я ко всем приготовилась. Что, конечно, не повод не поорать русский рок. Ибо милый мальчик Дани из Якутии его именно орет. И убеждает меня, что Екатеринбург находится в Сибири — потому что справа от Уральских гор же. Как, впрочем, и Америка.
А "Потерянный рай", кто бы его ни пел, про всегда про нас, тех, какими мы были в пятнадцать.

...а в три мы начинаем читать стихи и спорить об этике.
Уйду жить на подоконник. Спрячусь там за занавеской и буду читать Сенеку.

Товарищи, а где в Ебурге можно посидеть и попить пива? Чтобы хорошо и не особо дорого?
Меня местные этики спрашивают, а я не могу ничего придумать, кроме ЖПЛ, Пожарки и Медного гроша.

В городе плакаты с бело-синими футболистами и огромной надписью "Абонементы на второй круг".
О времена... Раньше хоть индульгенции были.

...а вдруг кто-нибудь хочет сходить со мной 17го на Арбенина?

А из нашего окна... видны другие окна, уютно светящиеся оранжевым.
И еще газон, с зеленющей травой. Ну сейчас ее не видно, а вот днем, когда серые тучи, она прямо светится. Четко посередине — рябина. Красные ягоды на зеленом фоне, конечно, мечта дальтоника. Но красиво очень. А когда прилетают вороны, с высоты непонятно, сидят они на дереве или на траве под ней.

Шнура, дающего интернетик, хватает четко на то, чтобы сидеть на подоконнике.
Купила огромную кружку со снежинками, не знаю, зачем. То есть чтобы из нее пить, конечно, и потому что красивая.

В книжном на Балтийском вокзале стихи Полозковой стоят рядом с воспоминаниями Марины Влади. И это внезапно параллель.